Белые сумерки

Звонок телефона раздался в тот самый неожиданный момент, когда Стоян меньше всего мог его ожидать. Сидя перед монитором компьютера, он находился в сомнамбулическом состоянии, не понимая, где он, что он и чего он здесь делает.

— Алло?

Обычное слово, формальность, за которой ничего не стоит. Сонные глаза уставились в компьютер, хотя ничего нового там не происходило.

— Это ты, Стоян? — услышал он незнакомый женский голос в трубке.

— Ну, я, — ответил он неохотно, вспоминая, кому он мог по неосторожности дать свой телефон, чтобы эта кто-то беспокоила его в столь поздний час.

— Это Барбара.

Стоян замер на месте, впившись остекленелыми глазами в одну точку. Ему позвонила женщина, которую он не слышал и не видел уже целую вечность. Но на лице его не было улыбки неожиданности. Скорее, просто любопытство, которое медленно начало выводить его из сонного состояния.

— Привет, Барбара, — сказал он, не зная, собственно, что можно сказать женщине, которая десять лет назад без объявления войны порвала с ним всяческие отношения.

— Извини, что так поздно, — произнесла она смущенно. — Просто мне хотелось поговорить с кем-нибудь... перед смертью... — добавила она совсем тихо.

Стоян совсем растерялся. Он не понимал, шутка это или нет.

— Неужели все так плохо? — поинтересовался он в шутливой форме.

Барбара не ответила. Она немного помолчала в трубку, потом нерешительно спросила:

— Ты все еще злишься на меня?

Бог ты мой! — подумал Стоян, чуть не свалившись с кресла. Впрочем, удивляться тут было нечему. Видно, она совсем не изменилась. К несчастью.

— Барбара, не говори глупостей. Как я могу все еще злиться на тебя? Тем более за что?

— Ну, разумеется, — ответила она уже увереннее. — Ты же совсем меня забыл, — она замолчала. Стоян подумал, будто она дала ему возможность сказать свою фразу, но она вдруг продолжила: — это хорошо, значит, так и должно быть.

Стоян заметил странный оттенок в ее голосе. Нет, она не плакала. Это было совсем другое. Странное ощущение закралось ему в сердце, он почему-то даже на расстоянии почувствовал одиночество этой женщины. Очевидно, что у нее жизнь такая же, как и десять лет назад: замкнутая в пространстве из четырех стен, где роль лучшего друга выполняет машина, распакованная по пластиковым коробкам различного формата.

— Наверное, мне не стоило звонить... — она уже собиралась повесить трубку, но услышала его неожиданное:

— Нет, Барбара, почему же не стоило?.. Барбара?..

Приложив трубку обратно к ушной раковине, она спокойно ответила:

— Я здесь.

— Барбара, все-таки, как ты поживаешь?

— Никак, — ответила она, мило улыбнувшись своему отражению в зеркале напротив.

— То есть? У тебя есть семья, дети?..

— Стоян, разве это имеет значение? Особенно, когда ничего этого нет. Моя жизнь отвратительна, как и этот мир. Но я позвонила тебе не для того, чтобы жаловаться...

Он не ожидал ее вопроса про его собственное положение. Барбару такие вопросы никогда не интересовали. Она хотела узнать, что произошло с человеком после десяти лет упорного молчания. Она разочаровалась — Стоян разговаривал с ней так, будто ничего и не было. Впрочем, она сама хотела, чтобы ничего не было, чтобы все забыть. Желание отомстить ему переросло в обыкновенное любопытство.

Барбара печально улыбнулась.

— Думаю, тебе это может показаться наглостью, — снова сказала она, — но я все равно спрошу. Ты не мог бы приехать сейчас ко мне?

— Сейчас?!.. Я... — Стоян даже растерялся.

— Если не хочешь, не приезжай.

— Нет, ну, почему... В принципе, я сейчас не занят... А ты что, спать не собираешься? — Стоян взглянул на часы и отметил, что сейчас без десяти двенадцать ночи. До закрытия переходов в метро он еще успевает.

— Я не сплю по ночам, — ответила она категорично.

— Ну, хорошо, я сейчас приеду... — наступила очередная пауза, во время которой Стоян вспомнил одну немаловажную деталь: ее адреса он не знал.

— Бери ручку и записывай... — услышал он ее голос, который, как ему показалось, был несколько взволнован. Очевидно, она не ожидала, что он согласится приехать.

Выходя из дома, Стоян сам себе сказал: а почему бы и нет? В конце концов, он едет не к очередной женщине, а к старому другу, которая несправедливо полагала, что Стоян на нее сердится (он так и не понял, за что), и теперь пришла пора исправить это положение. Ничего страшного, что уже почти полночь. На обратном пути поймает машину.

Как только она открыла дверь, Стоян сразу почувствовал, что это не обычный визит к даме. Барбара стояла перед ним в коротком домашнем платье сине-фиолетового цвета. Впрочем, для другой женщины оно могло показаться и выходным, но Барбара всегда любила окружать себя красивыми вещами. Вот это, пожалуй, в ней осталось то же. Впрочем, она сама как будто бы изменилась: ее тело стало немного пышней, но от того казалось очень женственным, она сама показалась ему спелым яблоком, которое так и хочется надкусить. Ее волосы беспокойно расположились по плечам. А в глазах было то самое странное сочетание соразмерности бытия и одухотворенной возвышенности, которое он видел только в ее глазах.

— Ты так и будешь разглядывать меня через порог? — спросила она, глядя на него так, будто видела перед собой непрошеного гостя. — Заходи.

Стоян нерешительно вошел в квартиру. Ему показалось, будто перед его приходом она проветрила все комнаты, уж слишком свежо было здесь. До нее он добирался около часа, и сейчас за окном ее квартиры было совсем тихо, не смотря на то, что окна выходили на оживленную улицу. Она помогла ему снять пальто и сама повесила его на вешалку. Она всегда все делала сама.

Он вошел в комнату вслед за ней. На столе — синяя скатерть и открытая бутылка вина. Рядом — открытая книга. Возможно, это Кортасар или Кавабата. Вряд ли она читала что-либо еще. Ее привычки никогда не менялись со временем. Впрочем, откуда ему знать? Прошло десять лет, и она могла прочесть не один дамский роман. Но, оглядевшись, он не заметил ни одной подобной книги, хотя книг в комнате было бесчисленное количество.

— Садись, — она прошла мимо него с новым бокалом в руке, как бы случайно коснувшись одного из стульев.

Стоян послушно сел. Перед ним стоял прозрачный бокал, в который она наливала темное как кровь вино. Когда он посмотрел на нее, в руках ее уже был еще один, но наполовину пустой. Она села рядом, предлагая ему выпить за что-нибудь.

— Приятных слов я от тебя не жду, — сказала она, поднимая свой бокал. — Но все равно, за встречу.

Странная скованность одолела всем его телом. Он сделал глоток бархатного напитка. Вино было очень приятным, хотя и немного сладковатым.

Оба сидели в молчании. Стоян пытался понять, зачем он сюда приехал, Барбара думала о том, зачем она позвонила. Но все равно оба не желали тут же изменить всю ситуацию, тем более, что Стоян мог уже не торопиться, переходы закроются через несколько минут.

— Ты живешь одна? — спросил он, когда вино начало “действовать”, давая ту самую внутреннюю свободу, которую от вина и ожидают.

— Да, — ответила Барбара, сделав еще один большой глоток. За ее спиной горел монитор компьютера, на “рабочем столе” — одна из картин Ройо.

Возможно, Барбара без вина и не позвонила бы ему. Хотя обычно все ее поступки — это воплощение в жизнь идеи, когда она приходит сама по себе. Возможно, что потом она испугалась, но было уже поздно, и Стоян уже послушно шел по направлению к метро, чтобы через час разглядывать ее через порог. Вот тогда она и решила откупорить бутылку вина. А может быть, он и не прав. Размышляя об этом, он каждый раз отводил глаза в сторону, стоило их взглядам случайно пересечься.

Перед ним сидела вроде та же женщина, которую он знал более десяти лет назад, но в тоже время это был совершенно другой человек — совершенно другая женщина.

— Ты когда-нибудь вспоминал меня? — спросила она, глядя на него с мертвенным спокойствием. — Только честно.

— Поначалу — да, — ответил он, поставив бокал на стол. — А потом, признаться, забыл. Но ведь ты сама прекратила наше общение, — попытался он оправдаться. — Ты почему-то вдруг в один прекрасный день перестала меня замечать, а потом и вовсе исчезла. Я так ничего и не понял.

— За десять лет — ничего?! — удивилась она. Он растерянно смотрел на ее улыбку, похоже, она была даже возмущена, хотя это было несерьезное возмущение. — Абсолютно ничего не понял?

— Признаться, нет... — Стоян окончательно смутился.

— Я так и думала, — сказала она сама себе. — Значит, ничего и не было.

Она поднялась с места, чтобы выключить компьютер, но потом передумала. Остановившись у окна, она смотрела на улицу, освещаемую противотуманными фонарями, и молчала.

— Что ты хочешь сказать? — он смотрел на нее, разглядывая красивые ноги в туфлях, которые она одела к его приходу.

— Мне казалось, что моя любовь причиняет тебе только неудобства, — произнесла она, не поворачиваясь. — Ты ведь так и не сказал мне тогда, любишь ты меня или нет. Впрочем, у тебя всегда было полно подружек, более достойных твоей любви. А я сегодня утром вдруг поняла, что все еще люблю тебя, — повернувшись, она продолжила. — Я пригласила тебя только для того, чтобы ты сказал мне наконец, что ты меня не любишь.

Стоян некоторое время после этого вообще ничего не мог сказать. Осознавая собственную беспомощность, он тем не менее продолжал сидеть на одном месте с выражением растерянности на лице, и не понимал, что теперь ему делать. Как он может говорить подобные вещи женщине, которую он не видел и не слышал десять лет? Конечно, он ее не любит, но он не мог это произнести. Впрочем, в любви он тоже никогда никому не признавался, хотя женщин в его жизни было предостаточно.

Барбара вдруг звонко рассмеялась.

— Боже, какой же ты смешной, — произнесла она, подходя ближе к столу. — Прости, я забыла, что люди не могут сразу из одного времени перескакивать в другое. А мне показалось, будто этих десяти лет не было и мы расстались с тобой только вчера.

Она снова сидела напротив, ласково улыбаясь.

— На самом деле я так рада тебя видеть... — улыбка застыла на ее лице. Просто замерзла. Барбара думала о том, что она много раз обманывалась с этим человеком, предполагая только то, что было приятно ей.

Стоян наконец-то улыбнулся. Они выпили еще.

Вечер продолжался так же тихо и спокойно. Барбара что-то говорила про музыку и современную живопись, про новые модные фильмы, которые разнесла все в пух и прах. Стоян осторожно вставлял свои реплики в ее монологи, все больше убеждаясь, что у нее никогда не было достойных слушателей. В доме нет ни одной фотографии, а в фотоальбоме, который она ему показала, одни архитектурные памятники. Эта женщина живет в собственном мире, являясь его унитарной единицей. Она где-то работает, но даже не хочет упоминать о работе. Судя по ее квартире, живет она неплохо, как это могут позволить себе только холостяки. Порядок в ее доме просто кричал о том, что она живет здесь одна и только одна, и никого никогда здесь больше не бывает.

— Как ты прожила эти десять лет? — спросил он, глядя на нее потеплевшими глазами.

— Я построила собственную Вселенную, — ответила Барбара. — Так получилось, что разорвав все отношения с тобой, я разорвала все отношения со всем миром. У меня появилась эта квартира. Я сама здесь делала ремонт. Тебе нравится?

Стояну вдруг стало немножко стыдно: когда был ремонт в его квартире, он пригласил рабочих, потому что ничего не понимал в том, как клеить обои или красить потолки.

— Да, очень, — ответил он, заметив, что она увидела его смущение. Пусть она порадуется.

Теперь он чувствовал себя спокойно рядом с ней, хотя она и раньше признавалась ему в любви, отчего все в нем переворачивалось от смешанных чувств: он не знал, как поделикатнее объяснить ей, что она, мол, его не интересует. Теперь же, объявив ему о своем желании услышать его “а я не люблю”, она позволила ему не зацикливаться на этом. В конце концов, приятно, что кто-то тебя просто любит, просто так, ни за что, бесплатно, даром, то есть “бездвоздмездно”.

— А у тебя есть девушка? — спросила она. — Или девушки?

— Ой, не надо про это, — сказал он, сделав недовольную, но смешную гримасу на лице. Она снова засмеялась, понимая его чувства.

— Ты так и остался бабником? — пожурила она его ни за что.

— Мне больше нравится лаконичное Дон Жуан.

— Все равно: бабник.

— Нет, ты не справедлива... — так получилось, что ее рука вдруг оказалась в его руке. Оба тут же замолчали, она растерянно посмотрела ему в глаза и быстро отдернула руку, вскакивая с места как стыдливая барышня.

— Я пойду поставлю чай, — сказала она, задержавшись на пороге. Самообладание вновь вернулось к ней. — У меня там есть торт... Правда, он вчерашний...

— Сойдет, — сказал он как можно более беспечно.

Она скрылась за дверным косяком, а Стоян отвернулся обратно к столу. Увидев недопитый бокал вина, он схватил его обеими руками и тут же залпом выпил. В его мозгу вертелись бешеные мысли. Это что же получается? Где были раньше его глаза? Она сейчас больше женщина, чем все его подруги вместе взятые. Хитрая Барбара словно предложила себя ему, но в то же время не дает до себя дотронуться, потому что она ему не принадлежит. В принципе, это справедливо, но он никогда не знал, как правильно вести себя с ней.

Она вернулась, неся на тарелке половину торта.

— Вчера у меня были подруги. Мы пили чай, так что — вот... осталось...

Заметив, что его бокал пуст, она добавила ему еще.

— Тебе не кажется, что ты мне что-то не говоришь? — спросил он, помогая ей разливать чай по чашкам.

— Что не говорю?

По одному удивлению можно было догадаться, что она ничего не утаила от него. Однако эта недосказанность, туманная неясность словно повисла в воздухе, он чувствовал это, глядя на нее, видел в ее взгляде.

— Не знаю...

Помогая ей с организацией чаепития, он на миг остановился позади нее, глядя на ее спину. Пушистые волосы, гибкая линия позвоночника, ясная линия бедра, смуглая и гладкая кожа ног. Его руки словно сами собой легли на ее талию, как это он обычно делал, стоило ему на пути встретить более или менее хорошенькую особу. Вот его ладони уже чувствуют ее мягкий и упругий живот. Она так и стоит с чайником в руках, чувствуя на шее его губы.

— Стоян... — произнесла она тихо, осторожно ставя чайник на стол. — Не стоит... Это же... это всё не правильно, Стоян...

Он обнимал ее уже крепче, она чувствовала спиной его сильное тело, сердца обоих забились быстрее, пока она вдруг не оказалась лицом к нему, пока ее пальцы не стали изучать его лицо, такое близкое и родное, словно к ней вернулось ее вымышленное прошлое, словно бы эти десять лет не прошли даром и он вернулся к ней не напрасно, не просто так он услышал ее зов в ночи...

В этот вечер чай они так и не пили.

Рассвет подкрался незаметно. Первые лучи солнца разбудили Стояна, потому что вечером Барбара забыла закрыть жалюзи. Она многое забыла сделать вечером. В соседней комнате тихо жужжал компьютер. Стоян лежал на подушках, не открывая глаз. Рядом он чувствовал живое спящее тело. От подушек исходил слабый цветочный аромат. Он лежал на постели в квартире аккуратной женщины, которая все эти десять лет хранила себя для одной ночи с ним, потому что за эти десять лет в ее жизни не было ни одного мужчины. Она сказала ему об этом ночью, когда он всем телом чувствовал ее нежную бархатную кожу. Он зарывался лицом в ее волосы и чувствовал бесконечное блаженство, которое исходило от ее рук. Несомненно, это была одна из самых лучших женщин в его мире. Если бы он любил ее, то его жизни можно было бы позавидовать. Приподнявшись на локте, он взглянул на часы, оставленные на столике рядом. Половина восьмого. В девять его уже ждут на совещании совета директоров, а у него так ничего и не готово для выступления. Он осторожно поднялся с кровати, чтобы не разбудить ее. Собрав всю свою одежду, он вышел из спальни, чтобы одеться в гостиной. Было бы лучше, если бы он ушел, не попрощавшись с ней.

Перед уходом он все-таки заглянул в спальню. Она лежала на правом боку, лицом к двери. На щеках играл свежий румянец, волосы разметались по подушке. Одеяло не прикрывало красивую грудь, едва приподнимавшуюся от ее дыхания. Барбара во сне похожа на юную и беспечную богиню, уставшую после неправедных трудов. Бросив в ее сторону последний взгляд сожаления, он отвернулся и вышел из комнаты. Ему не следовало ее соблазнять. Было бы лучше, если бы ему удалось укротить свои инстинкты и не ранить ее одинокое сердце.

Идя по улице в незастегнутом пальто, Стоян иногда подкидывал носком ботинка случайные камешки, тем самым отвлекая себя от невеселых мыслей. Он был зол на себя. Так на себя он еще никогда не сердился. Он не мог простить себе этого легкомыслия и беспечности, с которой он уничтожил самую прекрасную часть ее души. Да, она любила его — раньше. Когда у него еще была возможность исправить это положение и стать для нее тем единственным, о котором мечтает каждая женщина. Теперь же все по-другому. Барбара впустила его в свой дом, в свою постель, но не для того, чтобы выслушивать признания и комплименты. Она сделала это за счет прошлого, потому что будущего у нее нет. Стоян в сотый раз упрекнул себя в эгоизме, понимая, что через постель она оттолкнула его от себя. Она доказала ему собственную ничтожность и никчемность в этой жизни. Она даже ремонт делает сама, зачем ей нужны мужчины? Зачем они вообще нужны, такие как он?.. Барбара прекрасно дала это понять, приняв его ласки с покорностью наложницы и божественно ублажив его в постели. Стоян шел, опустив голову. Он сам не понимал, почему чувствует себя самым несчастным человеком. Будь это на десять лет раньше, он бы, проснувшись рано утром, сказал бы ей словами из небезызвестной песни “да я же люблю тебя, глупая” в ответ на ее непонимание и изумление. Да, она очень удивилась, потому что раньше Стоян очень холодно с ней обращался — он обращался с ней так же, как со всеми, хотя только она одна предлагала ему свою душу. Бог мой, подумал он, остановившись, чтобы сесть на скамейку на остановке, каким глупцом и слепцом он был раньше! Еще никогда он не видел столь глубокой бездны, разверзшейся перед ним. Вся его жизнь, все эти десять лет ее игнорирования, ее упорного молчания, теперь были ясны для него как никогда, но сколь ужасна была эта очевидность... Ночью она говорила ему о своей тоске, а он, знай, продолжал свое окаянное дело. Он ничего не сказал в тот момент, когда она дала ему последний шанс. Он промолчал, и тогда для них обоих всё стало ясно. Она повернулась к нему спиной, словно кто-то произнес металлическим голосом “ваше время истекло”, и сделала вид, что заснула.

Автобуса все еще не было. Машины ехали на работу, так что в это время редко кто останавливался. На противоположной стороне улицы дворник подметал мостовую, желтые листья вихрем вздымались от каждого взмаха метлы. Яркое утреннее солнце медленно выплывало на востоке из-за домов, словно осветив единственную мысль его воспаленного болью и отчаянием сознания: все эти десять лет он и любил только одну эту женщину, которая всегда вела себя очень деликатно с ним, боясь ему наскучить или надоесть своей любовью. Она никогда не боялась и не стыдилась своей любви, отчего приводила его только в замешательство. Вместо того, чтобы спокойно принять эту любовь, он боялся ее. Любое упоминание об этой женщине всегда вызывало в нем тягостный трепет, будто кто-то наступил на его любимую мозоль, потому что эта женщина была единственной, кто не требовала любви, а предлагала. Все эти десять лет она жила с этим чувством, которое только медленно тянуло ее существование, усугубляя ее одиночество. Эта любовь превратила ее в женщину, которая может только ждать, не задумываясь уже над тем, что она ждет. Барбара смирилась со своим существованием, теперь действительно можно умереть...

Стоян неподвижно сидел на месте. Нет, она еще не скоро проснется. А проснувшись, увидит, что его нет. Она уже привыкла к тому, что его нет. Его и не должно быть, скажет она сама себе, с удивлением обнаружив вместо одного бокала два, и так же две недопитых чашки чая... Она просто удивится и упрекнет себя в увлечении вином. Потом отключит компьютер, оденется и пойдет на работу. Теперь она больше никогда не позвонит ему. Если раньше она не общалась с ним, потому что боялась его отчуждения, теперь она не будет общаться с ним, потому что она стала свидетельницей его унижения. Барбара не знала, что выйдет из этого вечера, вероятно, она потом еще посмеется над ним своим звонким голосом. Почему он раньше не мог понять, что всегда любил ее? Очевидно, что Барбара знала это. Она не могла простить ему этого молчания. Она пригласила его, чтобы наконец-то спустя десять безумных лет раскрыть эту тайну очевидности, чтобы он наконец-то увидел, разглядел в белых сумерках своей жизни, что он все испортил собственными руками, если конечно судьбы людей ломаются не без их помощи. Многие женщины, через которых он прошел, не хотели этой ясности, они эксплуатировали его, заставляя уподобляться бесчувственной машине, у которой нет души. Но она была у него, она есть и сейчас, и ни на минуту она не переставала болеть, и Стоян не знал, от чего это происходит. Барбара знала. Она помогла ему расшифровать его собственную судьбу, но не предлагала себя взамен других. Теперь ее месть состоялась — она доказала ему, каким ничтожеством он стал.

Невыносимость этой мысли терзала его словно каленое железо. Он бы расплакался прямо сейчас, если бы умел. Теперь тем более было бессмысленно возвращаться к ней, ей не нужен поверженный. Сильная женщина нуждается в сильных мужчинах. Барбара этой ночью раскаялась в своей любви, она просила у него прощения. Стоян нервно сжал кулаки. Заметив автобус, выезжающий в конце улицы, он поднялся с места и подошел к самому краю обочины. Отчаяние овладело им. Теперь он ясно чувствовал это: он любит ее!!! Только ее, самую сильную и самую непокорную женщину, которая только поиздевалась над ним прошлым вечером, пытаясь воззвать к лучшим сторонам его души. Она знала, что их не существует, что его душа — это давно одна пустая дыра, ад одиночества, которое он коротал со случайными знакомыми, прячась за их холеными телами от эгоизма и безумства. Ему вдруг стало страшно: он совершенно чужой человек в ее мире. Автобус уже приближался. Стоян шагнул от нетерпения на дорогу, он просидел на остановке полчаса и уже опаздывал даже на совещание, не то, что домой. Он больше никогда не появится на этой улице, даже в этом городе. Ну почему автобус ползет так медленно?!..

Стоян вдруг успокоился. Признав собственное поражение перед судьбой. Он не моргая смотрел на автобус, медленно выруливающий к остановке. Эту громадину беззастенчиво объезжали наглые легковушки, снующие перед автобусом словно мухи. На миг ему представилось смеющееся лицо Барбары. Он горько усмехнулся и сделал единственный смелый шаг в своей жизни — под грузовик, медленно обгонявший желтый Икарус.

2000 г.

Вся литерография

Светопись • Мэтры • Мыслеблудие • ПРОКИНО • Аниме • AMV • Архив X-files

Худразбор • Мандалы • Промптзона • Демиург

Главная страница